«СТРАШНО ДАЛЕКИ ОНИ ОТ НАРОДА»
Вместо автобиографииОтвет Марии Тарасовой (Похе) на форуме, 12.09.02
Мария Тарасова:
БЕРЛИН. Примеряет крыла белыя и машет оливковой ветвью в соответствии с некими абстрактными идеалами, пропитавшими его мозг с молоком матери. Слабо представляет себе, как оно там в жизни взаимообуславливается и проистекает (что, кстати, прослеживается и в его отношении к поэзии). Из тех, кто призывает строить воздушные замки, но не помышляет даже о возможности ответственности за последствия своих слов (он о последствиях просто не думает). Рекомендуется томным барышням и девушкам пубертатного возраста по одной странице в день за 20 минут до сна. Бебебе...
Милая, остроумная Маша! Я, действительно, машУ этой самой оливковой ветвью, но не в связи с некими абстрактными идеалами. Просто многое переосмыслил... Кстати, именно сегодня закончил стихотворение, в последнем четверостишии которого сказано:
Как пледом, окутанный чувством,
Сижу, размышляя о мире...
При свете мерцающей люстры
Мой разум витает в эфире.
Конечно, слегка кокетничаю, но подобные мысли не придут в молодую голову. А теперь давайте разберёмся в моём “слабом представлении о жизни”, как Вы изволили выразиться.
Немногим более трёх лет отроду, т.е. с тех пор, как помню себя, я, ещё не осознавая причин беспокойства, выходил на коммунальную кухню, как на кулачный бой. Помните, у Высоцкого: ...«на тридцать восемь комнаток всего одна уборная»? Так это про нас... Теснота была настолько привычным атрибутом нашего существования, что возможность спать на широком подоконнике расценивалась, как благо...
Запомнились некоторые эпизоды, произошедшие и в более нежном возрасте: когда началась война, мне было два годика, и картинка поезда, на котором нас эвакуировали в Сибирь и который тащился со скоростью пешехода, тоже осталась со мной. Голодные годы в двенадцатиметровом чулане, где жили мама, бабушка и я, а затем по “дороге жизни” приехала ещё и тётя после контузии в Ленинграде, чем хозяйка квартиры, в которую нас подселили, была чрезвычайно недовольна. Врезалась в память её фамилия – Зверева.
Отец добровольцем ушёл на фронт. Меня по выходным женщины брали с собой в баню, а я стеснялся и прятался. В пятилетнем возрасте помню себя, читающего длинные взрослые стихи в госпитале раненым бойцам: Остерегайтесь, граждане, Луны, /Поэты, прекратите излиянья. /Изменница, ты смеешь в дни войны /На затемнённый город лить сиянье...
Молодые калеки плакали и поили меня компотом из сухофруктов, который я любил. Впрочем, я любил всё, что было съедобно.
В сорок пятом вернулся в изнасилованный Ленинград. Карточная система и голос мамы: Толя, не ешь хлеб, не с чем будет обедать. 1946 год - первый послевоенный набор во Дворец Пионеров по классу скрипки. Не поступил бы – не упоминал. Но...семейные обстоятельства лишили мир предполагаемого виртуоза.
Игрушки – тряпочный футбольный мяч, порох, добытый из найденных в разрушенных зданиях патронов, коньки снегурки (вернее, один конек, примотанный к валенку верёвкой с палочкой) и проволочный крюк, с помощью которого цеплялись за борта проходящих мимо грузовиков. Да, чуть не забыл: обод от бочки с железякой для его «управления», безобидная игра в фантики, и, конечно, на деньги - пристенок, бита и прочие не виртуальные способы себя занять и развить.
Школа... Единственный еврей в классе, где учились переростки. Все голодные, оборванные, злые – безотцовщина... У кого была обувь, ходили в школу. Мне повезло – я носил кирзовые сапоги, а накручивать портянки отец научил. Место проживания – Лиговка, известная (Вам - по песням Розенбаума) тем, что это был самый бандитский район во всём городе. Драки почти ежедневно. Без самодельного кастета на улицу не выходил. С годами шрамы стали незаметными, но нос сломан, что и следует из фотографии. По выходным – на барахолку (с оглядкой на милицию) заработать лишний рубль на сшитые мамой из отходов варежки. Зато, заказывая газировку с двойным сиропом, чувствовал себя богачом. «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство”.
Только с недавних пор, чуть замедлив бег и переосмысливая свои, слава Богу, удачно сложившиеся отношения со взрослым уже сыном, вдруг с удивлением стал осознавать, что недодал ему внимания и тепла, поскольку и сам не припомню, чтобы в ставшим таким далёким детстве меня кто-нибудь приласкал, погладил по жёстким вихрам, прижал к себе и поцеловал. Требовали - да, а вот нос надо было утирать самому. Суровые были времена - не до «телячьих нежностей».
Поступал в Политехнический, где получил тройку за верно решённую задачу по математике. Мне Вам не надо объяснять, что я был одним из лучших учеников, одним из тех мальчиков, которые стояли в коридорах различных вузов в день сдачи экзаменов по математике и «щёлкали» задачки тем, кто отпросился в туалет и по выходе оттуда подбирал уже готовые решёния. Но, 1956 год... “Дело Врачей” только начало отпускать умы рабочих и крестьян. Пошёл работать слесарем на завод. Тогда, помнится, при шестидневке страна имела самую длинную в мире рабочую неделю. За год достаточно серьёзно освоил слесарное дело и почти все станочные профессии. После работы топал в вечернюю школу, чтобы втайне от всех (запрещалось это) получить второй аттестат зрелости. Для чего? Чтобы обязательно поступить в институт, иначе – армия на три года (флот – пять лет). Сдав за пятнадцать дней 10 вступительных экзаменов, поступил в два института – намеренно не самых элитарных, чтобы не рисковать.
Здесь я переведу дух, чтобы процитировать Вас, Мария: “...абстрактные идеалы, пропитавшие его мозг с молоком матери”!
Скоро сказка сказывается... Вам, надеюсь, не докучали бесконечным и бесполезным колхозным рабством в дождь и заморозки? А мне пришлось пожить и поработать даже на «сто первом километре», где ближайшие друзья – уголовники между отсидками. Хорошо, что к тому времени у меня за спиной была уже солидная карьера боксёра. Публика была весёлая! Так что «по фене» я тоже «ботаю».
А ремонтные работы (всё, вплоть до шагающих экскаваторов) на Сланцевском Цементном заводе, когда комбинезон пропитан маслом, затем припудрен молотым известняком, и так - несколько слоёв! “Мойте руки перед едой” – так это из области фантастики. Не было там воды!
Не знаю, существует ли ещё посёлок «Ленинградский» в Кокчетавской области, но я, студент второго курса, плотничал там, возводя дома для целинников и калеча пальцы.
Мы, студенты строительного института, отрабатывали своё бесплатное образование на многих стройках коммунизма: студенческое общежитие на Фонтанке, разрушенные войной творения зодчества в Петродворце...
Моё поколение, как Вам, вероятно, известно, выросло в стране тотального дефицита: товаров и продуктов, предметов личной гигиены и бань, ласки и секса, новостей и правды...
Пропускаю счастливые годы каторжного труда, который был необходим, чтобы в 33 года мне, беспартийному инвалиду по пятому пункту (национальность), быть назначенным начальником конструкторского отдела (И.О., так как партийные инстанции никак не могли такого утвердить) Кировского (Путиловского) завода. Работа, в которой я принимал не последнее участие и включавшая в себя ряд изобретений, уже после моего отъезда была представлена на Государственную, а затем и на Ленинскую премии.
А преподавание в различных учебных заведениях (по совместительству, т.е. после 10-12 часового рабочего дня) самых «неудобоваримых» дисциплин? А борьба за место в науке, когда пятеро (!) заведующих кафедрами в разные годы пытались «пробить» мою защиту? Пустяк...
Вечные «халтуры», начиная от курсовых и дипломных проектов и кончая разгрузкой вагонов на станции Москва-сортировочная, которые ну никак не могли изменить убогого экономического статуса. Да мало ли всего было? Так ведь и впору целый роман написать, а потому - отправляю за подробностями к Михаилу Веллеру... Читайте, хорошо излагает.
Развод после десяти лет не очень счастливой семейной жизни. Нелёгкое решение оставить страну, где родился и вырос, получил образование, добился определённых успехов, обзавёлся друзьями. Новый брак, приёмный сын, трехлетний отказ, суды (вплоть до Верховного СССР) на отобрание у нас ребёнка в связи с его антисоветским воспитанием. Слежка КГБ. Работа “дядей Васей” в комбинате ясли-детский сад, добытая, по сути, обманным путём. На работу «отказников» не брали, но зато «привлекали» за тунеядство. Все задания (от роли Деда-Мороза и выпуска стенгазеты до ремонта шкафчиков, горок, картофелечистки, швейной машинки, часов и прочей «утвари») выполнял за 60 рублей в месяц минус алименты и в трезвом виде, что было странно для персонала, привыкшего к образу предшественников. Стали подозревать что-то недоброе, когда случайно обнаружили, что их плотник читает в оригинале английскую литературу. Позже последовал звонок в РОНО от бывшей тёщи, требующей уволить меня, поскольку я не имел права работать на моей ответственной должности: наличие высшего образования и предательские намерения покинуть Родину.
Опасный подпольный бизнес (реставрация антиквариата, преподавание английского), чтобы собрать средства на отъезд и на выплату алиментов дочери, с которой не разрешили повидаться даже в связи с отъездом. Не драматизируя и опуская многое, пробую лишь дать голые факты биографии. Три раза отнимали визу, в последний раз – уже в аэропорту, перед досмотром. Жить негде и не на что... Ни паспорта, ни визы, ни гражданства. ...Долгие месяцы тяжелого противостояния с очень серьёзным противником. Перспектива – не выехать никогда!
Эмиграция. А ведь надо было самостоятельно, только за счёт анализа происходящего пройти путь от кристально-честного советского человека до отщепенца, полностью не приемлющего советский уклад жизни. В те годы эмиграция была равносильна предательству: друзья боялись общаться, даже звонить по телефону, который прослушивался. В 39 лет отбыл в неизвестность – много ли информации до нас доходило?
Прибыл в Лос-Анджелес с $20 долларами в кармане. Иная жизнь, в которой всё надо было постигать с азов: от того, как выписать чек, до тонкостей языка и взаимоотношений в новом социуме, знания законов страны, понимания основ финансовых связей и рынка недвижимости и, наконец, специфики ведения бизнеса.
Семья. Сразу впрягся в работу. Без подробностей и опуская стандартные трудности, обозначу лишь пунктиром этапы пути, среди которых помимо основной деятельности на ниве инженерии (конечно же, начиная с низовых позиций) была и подработка реставрацией антиквариата, и работа таксистом в моём новом, огромном и незнакомом городе (при моей непревзойдённой способности запутаться даже в двух соснах), и преподавание английского языка другим эмигрантам. При этом, осознав полную убогость своего познания в этой области, не выпускал из рук блокнота, в который записывал все встречающиеся новые выражения и обороты, а также сленг, поговорки и прочие составляющие словаря, употребляемого теми, с кем приходилось общаться. Работа чаще всего была не «за углом» и, проводя в машине по три и более часов в день, в течение пяти лет я не позволял себе слушать музыку – только различные передачи (от проповедей до ток-шоу), стараясь копировать интонации и произношение дикторов. Кстати, когда мне говорили что-либо типа: «Тебе было легко: ты знал английский», то я отвечал однообразно: «Да, мне при отъезде его таможенники подарили».
Через полтора года – ГИП в компании “Walt Disney” (им понравился мой милый российский акцент). Далее, сменив около дюжины мест и опробовав неоднократно статус безработного, закончил свою славную техническую карьеру Директором инженерной службы в компании, работавшей на космос по программе “Титан”. Сотни новых людей, десятки проектов, масса необходимых для успеха знаний...
И откуда мне представлять, “как оно в жизни взаимообуславливается и проистекает”?
А ещё припоминается ряд достаточно серьёзных заболеваний, от которых, постигая традиционные и нетрадиционные методы лечения, сумел себя избавить...
“Призывая строить воздушные замки, но не помышляя даже о возможности ответственности за последствия своих слов” (и, очевидно, действий?), умудрился дать возможность своей жене подтвердить диплом врача (более пяти лет между инфарктом и сумасшедшим домом); выучить сына – прекрасного человека, одного из ведущих адвокатов Лос-Анджелеса в своей области; помочь своей бывшей семье переселиться в Штаты, где моя дочь стала врачом – гастроэнтерологом; построить и вести с женой успешный бизнес (между прочим, медицинский, требующий специальных знаний) и т.д. и т.п.
И если после всего этого я ещё в состоянии примерять «крыла белыя», то это только потому, что я уже всем и везде был, всё себе и окружающим доказал. Учась всю жизнь и делая выводы из ошибок, сумел изменить своё жизненное кредо и, соответственно, линию поведения.
Я постепенно задушил в себе агрессивное начало, без которого всё достигнутое было бы невозможным, чего со временем желаю и Вам, Мария.
P.S.
Прошло более пяти лет... Tекст моего ответа, написанного в час удивления данной мне опрометчивой характеристики, живёт и подвигает читателей на создание даже таких шедевров: «Мужик. В самом лучшем смысле слова. Хотя, возможно, мне многого не понять, сознательной своей жизнью я не застал коммунистическое общество и нерушимый союз. Но УВАЖАЮ». (Владлен Правдоподобный). Мне дороги подобные откровения, но не для их цитирования я вернулся к теме моей состоявшейся жизни. Сохраняя стиль ответов на часто задаваемые вопросы в личных беседах и заочных интервью, я продолжу свою биографию. А это – процесс долгий.
Итак, вне хронологического порядка:
С.О.:
Как бы Вы охарактеризовали свой статус на сегодняшний день?
А.Б.:
...поэт, прозаик, родившийся в Петербурге, ныне живущий в США. Член Международного ПЕН-клуба, член Союза писателей "Новый Современник", Мистер "ИнтерЛит 2002", Лауреат Международных поэтических конкурсов, автор сборников стихов и альманахов поэзии, обладатель Диплома Лауреата Первого Международного литературного конкурса "Золотая номинация" за I место в номинации "Поэзия", Диплома "Признание мэтра".
Автор шести поэтических книг (последняя - "Лица в серебре" вышла в Киевском издательстве "Логос" в апреле 2008 года).
Учредитель ежегодной Литературной премии «Серебряный Стрелец».
Н.Р.:
Как возник замысел проведения конкурса "Серебряный стрелец"?
А.Б.:
В 1999 году на праздновании 200-летнего юбилея со дня рождения А.С. Пушкина, открывая праздничный вечер в Российском консульстве в Вашингтоне, замечательный актер Сергей Юрский сказал такую фразу: "Русская культура, основателем которой явился Александр Сергеевич Пушкин, просуществовала 200 лет"... Позже, уже в кулуарах, мне, ужаснувшемуся от такого пессимистического прогноза, он пояснил: "Все это уже никому не нужно и уйдет вместе с нами".
Да, времена были тяжелыми для невостребованных носителей культуры, но, к счастью, этому предсказанию не суждено было сбыться. Не перевелись поэты на Руси! И дело не в том, каков почтовый адрес поэта...
Проводимый нами конкурс, вернее его состав, уровень представленной поэзии, является ярким подтверждением этому. Век технологий, позволяющих мгновенное общение людей всей планеты, во многом способствовал "выживанию" всей мировой культуры и русской поэзии в частности.
Литературно-музыкальный салон «Дом Берлиных» с её очаровательной хозяйкой и моей супругой Софией в течение многих лет является своеобразной сценой, с которой лучшие представители российской культуры общаются со своей зарубежной русскоязычной аудиторией. Нам представилось органичным внести посильный вклад в продвижение и поощрение поэтического мастерства. К этому времени оформилась идея сайта "Серебряный Стрелец", ставшего "лицом" конкурса и его информационным обеспечением.
Мы уверены, что этот ежегодный международный поэтический конкурс, с самого начала достойно себя зарекомендовавший, станет одним из форпостов современной русскоязычной поэзии за рубежом.
Как и в случае многих других конкурсов, подведение итогов всегда будет приурочено ко дню рождения Александра Сергеевича Пушкина. Это будет подарком и для меня - мне посчастливилось родиться в один день с Поэтом. Правда, на 140 лет позже!
П.М:
Дружит ли Ваше вдохновенье с утром, днем и вечером???
А.Б.:
Интересный вопрос!
Безусловно, что ответ на него связан напрямую с индивидуальностью автора и, в конечном счёте, вариантов ответа может оказаться столько же, сколько и опрошенных.
В моём конкретном случае это скорее НЕТ, чем ДА. Моё вдохновение чаще диктуется открытием, изобретением, прозрением... Иногда оно начинается со слова, которое почему-то захотелось обыграть в поэтическом контексте, с необычного образа, парадоксальной мысли, новой философской окраски того или иного явления или события, свежей рифмы и т.п.
Во сне же, зачастую, скопившаяся в подкорке и неосознанная наяву информация, неожиданно изливается во что-то такое, чему сам удивишься: Откуда? Кто продиктовал?
Никогда не забуду ни с чем не сравнимое чувство озарения, когда я работал над поэмой «Пушкин». У меня сложилось ощущение, что кто-то водил моей рукой.
Л.В.:
Ну и второй вопрос наверное будет такой: в отечественной культурологии (все это унаследовалось от советов) есть такой химерический термин "эмигрантская поэзия". Как вы к нему относитесь? Существует ли такая поэзия в действительности, или подобное толкование просто выдумано, а есть на самом деле только русская поэзия, не важно где она написана.
А.Б.:
Для начала позвольте мне, в свою очередь, задать вопрос: Скажем, я не переселился на постоянное место жительства в другую страну, а работаю там по контракту. Будут ли стихи, написанные мною в зарубежье, эмигрантскими? Существует русская поэзия. Тот факт, что значительная часть её создаётся авторами, по тем или иным причинам проживающими вне России, лишь подтверждает глубокую любовь к русскому языку и привносит определённый шарм...
П.М:
Анатолий, как сложилось сотрудничество с Анатолием Могилевским и Светланой Портнянской?
А.Б.:
Наш общий с Анатолием друг, композитор Константин Швуим, написавший музыку к пятидесяти песням на слова Ильи Резника, заинтересовался моими текстами и положил на музыку три стихотворения. Песня «Музыка шагов» понравилась Анатолию Могилевскому и он записал новый диск, включив в него эту песню.
Со Светланой Портнянской нас связывает многолетняя творческая дружба. Последняя наша совместная работа – это блестяще исполненное Светланой произведение на музыку «Адажио» Альбинони к фильму «Пистолет», который получил ряд призов на международных фестивалях, в том числе Канском. Фильм заканчивается трагически. В последних его кадрах звучит песня, написанная мной на английском языке по просьбе Светланы.
П.М.:
Немного расскажите о творчестве. О своем творчестве. И: о творчестве вообще. Как находите сюжеты? Как «ловите» рифмы? Есть правда в утверждении: о мистической природе творчества и наличии «космической связи»?
А.Б.:
Не имея возможности в рамках предложенного интервью дать более объёмное изложение своих воззрений на предмет творчества вообще и своего творчества в частности, приведу лишь некоторые из моих высказываний:
Волшебная струна Таланта
Звучит лирическим бельканто,
Рыдает скрипка Страдивари,
Мольберт в клиническом угаре.
Колдуют руки, бронза тает,
И форму мысль приобретает,
Поэзия уносит в дали,
Где раньше люди не бывали.
А сюжеты подсказывает жизнь: люди и события, с которыми она нас сталкивает, философское осмысливание прошлого и происходящего... радуга в небе и букашка на рубашке. J
Рифмы же иногда приходят, иногда я их ловлю, иногда добываю по Маяковскому: «...изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды».
Природа творчества всегда останется загадкой, мистикой именно потому, что не исключает наличия компонента космической связи между творцом и Творцом.
Б.М.:
Глубокоуважаемый Анатолий Берлин! Возможно, меня интересуют необычные вопросы. Вы сын или родственник прославленного Исайи Берлина?
А.Б.:
При всём желании быть связанным кровными узами с величайшим философом 20 века, мне не удалось проследить подобных связей.
Интересные совпадения: Сэр Исайя Берлин родился в Риге 6 июня 1909 года, в один день с А.С. Пушкиным (с разницей в 110 лет). Мне посчастливилось родиться в Петербурге 6 июня 1939 года.
В 1916 году семья Исайи Берлина перебралась в Петроград, где, как известно, жили родственники. Евреям до революции не разрешалось проживание в столице. Так называемый «вид на жительство» получали только единицы. Для этого был необходим особый общественный статус (предположим, купец первой гильдии).
Мой дед, награждённый Георгиевским крестом в Русско-японской войне, проживал именно в Петербурге, где в 1914 году и родился мой отец. Как много евреев с фамилией Берлин жительствовало там в упомянутую пору, я не знаю. Видимо, немного...
Но в любом случае, эту фамилию носили многие замечательные люди в истории (по некоторым источникам О. Мандельштам вышел из Берлиных), и я всю жизнь старался быть достойным славной фамилии Берлин.
P.P.S.
Британские ученые из Лестерского Университета заявили о том, что им удалось найти связь между ДНК мужчины и его фамилией, сообщает агентство Reuters.
Согласно полученным данным, мужчины с одинаковой фамилией с большой долей вероятности имеют схожую структуру ДНК. При этом, вероятность значительно повышается, если речь идет об обладателях редких фамилий.
В исследование приняли участие 2500 мужчин, и оказалось, что с вероятностью в 24 процента у двух мужчин с одинаковой фамилией, не являющихся родственниками, имеется общий предок. А для мужчин с редкой фамилией такая вероятность составляет почти 50 процентов. От себя добавлю, что для малочисленных народов, этот процент может (и должен) оказаться значительно выше.
Голова моя полна удачи
(ироническое)
Tы находишься там, где твои мысли. Убедись,
что твои мысли находятся там, где ты хочешь быть…
Рабби Нахман
У меня есть мечта – эфемерная дура...
Обольстительный лик, а какая фигура!
Я её привечаю, соблазняю стихами,
А она ускользает, словно по снегу сани.
Лоб высокий нахмурив, понимаю, как сложно
Удержать в голове своей пустопорожней
Все нюансы успеха, атрибуты удачи –
Ведь строптивая дрянь не полюбит иначе...
Ветер дум развевает седины моей пряди,
Я не просто молюсь, а на Пушкина глядя...
В сером вихре извилин отыскал я основу –
Стать живым патриархом современного слова.
Осенним утром
...и Бог войдет с тобою за руку
в мой храм осенним утром
Татьяна Кудинова
Лучами не обласканное утро...
На чернозёме прошлого,
окученные круто,
ростки безумия восходят там и тут
в местах, где их совсем,
увы, совсем не ждут...
От столбовой дороги вдалеке
рассыпаны, как мусор на песке,
художники планеты Эльсинор*
камлают с невостребованных пор.
От пунша мыслей голова полна
круженьем слов, поднявшихся со дна
сознания, где каждый проблеск света
летит, как межпланетная ракета.
И боль в зрачках, и взлёт бровей – укор,
их цель туманна, но чеканен взор,
талантом обращённый внутрь вселенной,
и перлы извергает мозг нетленный....
Когда же, перезрев, как таинство талмуда,
Устав, они уснут,
уже не веря в чудо,
рассвет забрезжит вязью перламутра,
и Бог их уведёт в свой храм
осенним утром.
* Место действия пьесы В. Шекспира «Гамлет»
Ну, зачем?
Ну, зачем Вам в зелёном экстазе,
Мелкой завистью тщетно ярясь,
Чью-то образность втаптывать в грязь
И ревниво копаться во фразе…
Если Вы от природы философ,
Божьей волею сущий Поэт,
То у Вас, друг, соперников нет! –
Есть вопросы?
Нет больше вопросов!
Поэзии печальные глаза
(поэтессам Гулага)
Вы, наверно, меня не слыхали.
Или, может быть, не расслышали.
Говорю на коротком дыханье,
Полузадушенная, осипшая.
Анна Баркова
Погребены под хрусталями слёз
Промёрзшие осколки женских грёз.
Согбенные старухи в тёмных шалях
Шальные строчки судеб рифмовали,
И за мужей насильников просили,
И за себя молились – дать им силы...
Хлестал калёный ветер вечной стужи
Их лица, бронхи, серые как лужи,
Хрипя сознаньем робким, уходили,
Но холод их расталкивал в могиле,
И свечи мыслей таяли, но тлели
Под солнцем лагерным.
Дождаться бы капели...
И дождались...
Кто тризны, кто палаты
Кривые биографии в заплатах,
И обрели по стародавней дружбе
Свой угол в коммуналке, стул на службе.
Изрезаны морщинами от слёз,
Слагаются стихи под ямб колёс
По стыкам уходящего состава...
И фото мужа приведеньем стало.
Смолкают голоса, что жизнь убита...
Горька,
горька кандальная сюита.
К мятущемуся другу
Но Лондон звал твоё внимание
Александр Пушкин
Покой нам только снится...
Александр Блок
Но Лондон звал твоё внимание.
Твой взор
В Париже был и холоден, и грустен,
А Петербург шепнул мне невским устьем,
Что не найти столицы лучше.
До сих пор
Ты мечешься по городам и весям,
Нигде не оставаясь на ночлег...
Раз оглянувшись, свой замедли бег
От самого себя, от суеты и спеси...
Остановись – тебе немало лет!
Покой нам только снится.
Где покой?!
Не отыскать его, не возвратиться к фее –
Той женщине, что стала вдруг важнее
Погони за сияющей строкой...
Начать всё вновь – как заново родиться,
Чтоб карму изменить, переписать портрет,
Свой город отыскать, прожить иной сюжет
Тебе желаю, раненая птица...
Остановись – тебе немало лет!
Остановись… Тебе немало лет...
Я для тебя живу
Не ревнуй –
Я для тебя живу.
Мой ренессанс
Далёкой былью вьётся.
Любовь права‚
И‚ значит‚
Мне придётся
Отказать в общенье миражу –
Я тебе‚
Одной‚
Принадлежу.
Ты прости‚
Что вдруг
Подкралась боль‚
Пересчитай‚
Что с нами остаётся…
А жизнь уходит,
Грустно мыслью льётся‚
И терзает
Сыгранная роль‚
Словно
На открытой ране соль.
Аллитерации для низов
свора значит свара
тянет перегаром
как от старой шмары
с местного бульвара
глупость бесконечна
для толпы извечна
то она сердечна
то бесчеловечна
словно падаль нищий
ищет толковища
а потом кровище
а за ним кладбище
Ирония
Мной никогда уж не услышится
Родная речь –
Как говорится, так и пишется…
Ну блин, сиречь!
Расколотили на параграфы
Великий текст,
Ушла, отплакав, русскография
Из гиблых мест.
В сортирах «мочат» литераторов –
Такая жизнь,
А вы послушайте ораторов:
Не класть – ложить…
Пойду, запрячу под подушку я
Свой ямб – хорей…
Ну что сказать мне внукам Пушкина? –
«Аз ох унд вей»!*
* типа: и смех, и грех (хоть плачь)! (евр)
Славянское
Не верти главой…
Ошуюю*
Ты увидишь – пляшут черти…
Тешить их до самой смерти –
Наша доля…
Одесную** –
Только хуже…
Там партийцы
И царьки различных рангов
Ловят души спозаранку –
Им неймётся, кровопийцам!
Наши души, наши беды –
Всё смешалось в круговерти!
Чем забота мироедов,
Вот те крест, то лучше черти.
Было так и будет присно –
Кто там тянет лямку в мыле?..
Житиё – оно капризно…
Глянь-ка в лужу: это мы ли?
* слева (старорусс)
**справа (старорусс)
Избранность
Перефразируя Сенеку:
Поэт отовсюду одинаково
может поднять глаза к небу
За избранностью прячется юродство,
Как тень у человека за спиной.
Поэту не прощают превосходства,
Того, что он – мудрец, что он иной.
На языке особом, непривычном,
Ведя негромкий с Богом разговор,
Узрит поэт в пространстве мозаичном
То, что сокрыто от других грядою гор,
Громадой туч, оградою понятий…
Счёт на талант! – иного не дано…
И тесно чувствам,
пламенем объятым,
И горький след ложится на чело.
Ода Приапу*
Начало всех начал,
рецидивист,
безбожник,
Шалун и фаворит,
мужчины дерзкий друг,
И гордость он, и стыд –
прелестных дам угодник,
Он – Фаллос,* *
он – Лингам,***
а по-славянски – Уд.
Ему имён не счесть,
его ласкает лира,
(Не прямо – косвенно)…
Нефритовый боец,
Он властью наделён
от сотворенья мира…
Привет тебе, Приап,–
Любви достойный жрец!
* Приап — в античной мифологии фаллическое божество производительных сил природы
** Фаллос (греч.) — эрегированный предмет культа многих языческих религий
*** Лингам — фаллический символ в культе Шивы
Неизвестной Лене
Мы не знаем друг друга вовсе,
Мы из разных коробок гвозди,
Не в одну мы и ту же стену
Вбиты в разное время, Лена.
Тянет бремя старинной рамы
Стержень твой, что торчит упрямо
И не гнётся под гобеленом,
На котором сюжет Гогена.
А любимый офорт Мане
Укреплён на другой стене.
Наши судьбы по всем приметам
Смотрят в разные части света,
Раз вколочен, я был расшатан
Нервным веком своим двадцатым.
Нагрузили меня Шагалом,
А не дамой в наряде алом,
И висит непонятный гений…
Что гвоздю от его творений?
Вот собрату, что vis-à-vis,
Поручили держать Дали.
Мы живём не в одном музее
И под гнётом картин стареем,
Знать, судьба мне, как дубу в песне,
Не качаться с рябиной вместе.
Отпечатки губ
(романс)
Снимите отпечатки губ с моих ланит,
И я умоюсь утренней росою,
Пусть память девичья твой образ не хранит,
Пускай забудется, что сделалось со мною.
Меня обидел ты, распяв на ложе снов,
Я верила в шептанья, как в молитву,
Но ты ушёл, не проронивши слов
Прощания, не затворив калитку.
Ты встретился с наивной простотой,
Но всем вокруг являя перемену,
Живу весёлой, дерзкой, озорной,
Мужчин карая за твою измену.
Не спится ночью мне наедине с собой,
Мерцает в канделябре дней остаток,
И в зеркале старухою седой
Найду ли губ истлевший отпечаток…
Возрастные явления
Благословенный миг участья
Волнует реже с каждым разом...
Былые эпизоды счастья
Не вдруг накрылись медным тазом.
Без паники и без опаски
Поймёшь, что канул срок экстазов
И что античный штык – оснастка,
А не орудие спецназа...
Но опыт, техника и ласка,
Таблетка синяя в придачу
При мысли, что близка развязка,
Вам гарантируют удачу.
Новогодняя сказка
(быль)
Под Новый Год негромкий стук…
В дверях, как пугало на грядке,
Маячит будущий супруг
В потёртой, но с фасоном шапке.
Что привело его ко мне:
Судьба, кармическая тайна?...
В руках «Спидола», а на дне
Авоськи… Там – консервы «Сайра»…
Тетрадь стихов и взгляд умён –
Украдкой излучает бл&дство,
Его рассчитанный приём:
«Я к Вам, тут всё моё богатство»…
Интеллигентный внешний вид
И слог, достаточно умелый…
И комплименты говорит,
«Случайно» подбираясь к телу.
Мы пили чай, потом вино,
Конфеты заедали сайрой,
Всё было дивно, как в кино,
Казалось, что читал сам Байрон
Свои стихи – любой катрен
Светился страстью, пылом майским…
Поужинали, а затем
Воспламенились делом райским…
…
Прошло с тех пор немало лет,
Открылась истина простая:
Коль к вам посватался поэт,
Его вы напоите чаем.
Молитва
Матушка, поплачь по сыну
Булат Окуджава
Не дайте сгинуть пацану,
не дайте сгинуть...
Чтоб в горе не пришлось отцу
сутулить спину,
Чтоб матери не голосить,
срывая голос,
Сестре чтоб траур не носить,
чтоб чёрный волос
Не обратился в седину,
не выждав сроков,
Чтобы у вечности в плену,
в её острогах,
Ржавели пули и клинки,
снаряды гнили,
Сырели скорбные венки
в пустой могиле.
Найдите пацану жену,
жену найдите,
И не гоните на войну,
а подождите...
Пока он сына не зачал,
не надо драки!
Пусть подождёт мемориал
в голодном мраке.
Набат
к пятидесятилетию «Бухенвальдского набата»
Люди мира, на минуту встаньте...
Александр Соболев
Прозвучи, раздайся колокольный звон,
Задрожи над миром бухенвальдский стон.
Оживает память скошенной чумы –
Люди мира, встаньте против злобной тьмы.
«Люди мира, встаньте!» – снова мы споём...
Движимый Ученья варварским огнём,
Полумесяц острый чёрною бедой
В бреющем полёте взмыл над головой.
Вспомните о павших, преданных земле,
Кто восстал из пепла, чтобы мир прозрел,
Тех, кто не однажды эту землю спас...
Люди мира, встаньте выполнить наказ!
Alarm-bell
Sounds of bell-ringing strike the world again,
Our civilization (is) coming to an end.
Let’s recall the memoirs of our tortured earth…
"People, rise for freedom" - in the distance heard.
Once the lines remembered, we will sing those more...
The barbarian fire troubled us before,
In a new low flying violent attack
Half-moon cruel crescent (is) testing our pluck.
Bring to mind the fallen, buried in the soil,
Risen from the ashes thus to save our souls,
Grow enormous country to your fullest height,
Rage against the terror – get up on the fight.
Настанет год
...забудет чернь к ним прежнюю любовь...
М. Лермонтов
Жестокосердна Ойкумена...
Враг злобный, жребием обижен,
Готовит участь Карфагена
Краям, где есть дворцы – нет хижин.
Чужих успехов не прощая,
Он посылает нам проклятья,
А мы, злодеев привечая,
Считаем за друзей, за братьев...
Глупцы в припадке гуманизма
Поют о равенстве, свободе,
И старый призрак коммунизма
Уже над Новым Светом бродит.
Когда ликующие массы
Поймут, очнувшись наконец-то,
Что не было родней, прекрасней,
Страны их юности, их детства,
Где лжец, Мессией нареченный,
Устои рушит в одночасье,
Созреет стон, ещё смиренный,
В глубинах прожитого счастья.
Не избежать нам встряски грубой:
Переболевши эйфорией,
Сжав кулаки и стиснув зубы,
Изгнать из дома лже-Мессию.
Until it is too late
Tree of hope, stay firm
Frida Kahlo
Not only senses have we ruined,
But wisdom as it is…
There is no Land that’s more affluent
And generous as this.
We will dispraise the phony Leader,
Messiah whom we named,
Who turned to be the highest bidder,
Whose rise was just a shame.
Destroying Freedom – is his goal,
He lied to be elected,
In seeking power above all
He leaves us unprotected.
In soft and charismatic voice
On endless referenda
He leaves us all with no choice
While pushing his agenda.
If we allow him to rule,
Our prospects are at stake.
Impeach this man – he’s wrong and cruel…
Messiah is a fake.
Софистика*
...необходимый всем,
не нужный никому
Евгений Минин
Раз я обязан писать рифмовки
И догонять черепаху всуе,
В своей бессрочной командировке
Я по ночлежкам стихов ночую.
Поэт уснувший мне строки шепчет –
Вплету в них дерзко ряд междометий...
Той черепахе, вперёд ушедшей,
Не угрожает прыжок столетий.
Не обогнать мне ползущих рядом,
Не разобраться – где чёт, где нечет,
А черепаха липучим взглядом
Глядит назад бегуну навстречу,
Где на отрезке двухсотметровом
Мои нетленки дождём зависли –
Дроблю пространство разменным словом
Без всякой веры в победу мысли.
* Софисты – создатели античной риторики,
согласно которой утверждается, например, что Ахиллес не сможет догнать черепаху, если даст ей фору, что чётные числа являются в то же время и нечётными. Они же вводят понятие дробности (нелинейности)
пространства и времени...
Поэт. Реквием
Но исполинские невидимые крылья
В толпе ему ходить мешают по земле
Шарль Бодлер
Все времена прошли, последний тлеет миг,
Прозреть уже и некому, и поздно...
Толпою взят в кольцо, поэт смиряет крик
И задыхается виденьем коматозным
Больного общества, в котором счастья нет –
Пронзённый каменной стрелой проклятья,
Казалось бы неугасимый свет
Бросается к безумию в объятья.
И нет резонов – глупость правит бал,
Застрявшие инграммы в подсознанье
Возводят на уснувший пьедестал
Тех, кто ведёт заблудших на закланье.
Политкорректности немыслимый закон,
Идиотизм предательской цензуры
Цивилизацию поставили на кон...
Либерализм заучивает суры!
Поэт пытается достать из горла клин,
Чтобы озвучить тщетные стенанья...
Рыдает реквием, плывёт над миром сплин -
А чернь всё слушает пустые обещанья.
Елабуга. Гвоздь
Памяти Марины Цветаевой
Капали буквы на поле бумаги,
Лились ручьи горьких строк
И наполняли любовью и магией
Мой поэтический слог.
Годы сочились минутами радостей,
Каждый – в поэзии гость...
Крепко вколочен в безумие слабости
Рыжий елабужский* гвоздь.
* В Елабуге на вбитом в балку гвозде повесилась М. Цветаева
Ох, эти сны...
И снов стремительные реки
шлифуют кончики ресниц
Галина Польски
Стая птиц на лазури чернеет клеймом, треугольником почты, пунктирным письмом из неволи... Достать до небес силюсь мыслями. Тщетно! Мне чопорный лес заслоняет дорогу, где воля и дом, и друзья отмечают зарубки ножом на скамье возле места, где молод, остёр, был я шалым порывом подброшен в костёр знойной страсти... Подкралась иная судьба... Только эта борьба, только эта борьба с озверевшей рекой! Просто сон, сизый бред?!
Сколько снов проживу, сколько зим, сколько лет?.. Захлебнусь тихим стоном в воронке надежд – мне соломинкой счастья
задраивать брешь...
Не слезою, сползающей с кончиков веры, мне ресницы шлифуют ночные химеры... –
Среди птиц говорливых отыщется пара
полететь вместе, рядом...
Проснулся... На нарах...
Свеча горела с двух сторон
Свеча горела ярко, с двух сторон, светила щедро,
долго, не чадила, оберегала свой кусочек мира...
и к ней стекались люди на поклон
Анатолий Берлин
Я мальчишка, которому тридцать,
Впрочем, выгляжу на пятьдесят,
И в душе моей буря резвится,
А порою снежит звездопад.
У ночного стоят изголовья
Рифмы, формулы, щедрость и честь,
Упоение верой, любовью
И друзьями, которых не счесть.
Не дают мне проснуться без мыслей,
Поднимают давления край...
Мчусь куда, что мне надо от жизни?
Мне уж семьдесят лет... Невзначай...
Число возвращений
Почти каждый человек хоть раз в жизни
высказал абсолютную истину...
...но ему не дано знать, когда это произошло.
Виталий Маргулис
Мы все задуманы как продолженье Бога,
Но при рождении дороги разошлись:
Есть прошлое у каждого святого,
У грешников есть будущая жизнь.
Дети - стихи
Мои дети – стихи...
Я любовь отдаю им и время...
За какие грехи
Мне назначено горькое бремя
Быть лишённым внучат,
Упоенья их лепетом нежным,
Не вдыхать аромат
Их улыбок
во сне безмятежном...
Осень снова права
И плетёт золотое монисто,
Опадает листва,
Скоро дождь –
тучи сгрудились низко
И ложатся на грудь,
Словно локоны чудо-младенца...
Васильковая грусть
Погружается медленно в сердце.
Мои дети – стихи...
Ракурс
Опасаюсь поэтов, которые пишут
шершавостью мозга измученный стих.
И, пленник раздумий о том, что мне ближе –
моё здравомыслие или их,
пытаюсь понять эту связь неземную,
странную, как новостройки...
Мне глубину не постигнуть такую
даже и после попойки.
Кто из нас бредит – я ли, они ли –
потёртыми рифмами мнения?
Слог, напоённый старинной ванилью,
поэтами их поколения
сочтётся ли классикой, милою нормою?
Признаться – уже и не чаю я...
Поздно гоняться за новыми формами,
пробовал – не получается...
Очередь
Вспомнился далёкий детский сад
И прогулки долгою зимою...
Маленьких детишек, всех подряд,
Соблазняли горкой ледяною.
Скользкая, пугающе крута
Высилась до первых чисел мая,
Детвора толпилась там с утра,
Очередь покорно соблюдая.
Чуть поодаль виден мавзолей –
Горка выше и высокомерней...
Зомби там, похожи на людей,
Сгрудились, примкнувши из губерний.
Столь привычная, родная им юдоль –
Боль, земля, да крест, глядящий в небо...
Протянулась всей России вдоль
Очередь за чёрным русским хлебом.
Плагиат
Я вернулся в мой город...
Осип Мандельштам
В голове тараканы, скелеты в шкафах...
Крышу тянет поехать на юг...
На какие шиши? В экономике крах –
Не нужны кандидаты наук.
Город спит, как большой пересохший фонтан,
Сор в артериях, дышит бредово,
Каждым утром он болен, а, может быть, пьян,
И глядится с моста разводного
В зазеркалье глубин - полных вод хоровод...
Брезжит утро умытым трамваем,
И кружится, как щепка, истории ход –
Ты во снах, город мой, узнаваем...
Здравствуй, здесь я! А где мой завод?
Колыбельная
Утихли голоса, часы каминные
С луною спелой дышат в унисон,
А ты не спишь, не спишь часами длинными,
Ресницами раскачивая сон.
Ложится полумрак на одеяло,
И полудрёма оплела кровать,
Душа стремится улететь в Начало
И побродить, пока ты будешь спать.
Мерцает сумрак чуткий, утро вскоре,
Светлеет диск на небосклоне снов,
И звездное стаккато в мощном хоре
Стихает под камланье ведунов.
Я помолюсь на образ в старой раме,
Поберегу твой сон – ещё поспи-ка...
Пускай поляна манит васильками,
И пусть тебе приснится земляника.
Зазеркалье
В материальном мире известно: 2х2=4.
В духовном мире неизвестно, сколько будет 2х2.
Так как неизвестно, что такое 2.
Виталий Маргулис
Зазеркалье – это параллельный мир,
Где не те законы правят миром,
По которым нынешний кумир
Остаётся в будущем кумиром.
Время движется у нас куда-то вбок,
Суетой пространство искривляя,
Там его не обозначил Бог:
Время – лишь отвесная прямая.
Там не ведомы соблазны и вражда,
Нет людей, и существа иные
Не поймут концепции «нужда»,
Нет греха и не нужны святые.
Зеркало – есть выход в невесомость,
Вот стою я перед ним и жду,
Не пропустят ли туда мою персону...
Вот стою и жду, стою и жду, стою и жду…
Переделкино
Дождь над Переделкиным дрожит...
Римма Казакова
Словно листья, здесь кружатся лица,
Медленно вальсируя...
Рассудок
Собирает время по крупицам
На забытом поле незабудок.
Здесь когда-то бушевали страсти,
Создавались судьбы и поэмы –
Поглотили кладбище и старость
Прошлое величие богемы.
Пастернак, Чуковский, Окуджава,
Как и сотни, тысячи поэтов
Эту подмосковную державу
Превратили в заповедник века,
Где берёзы, сосны и осины
Сохраняют эхо – звук короткий
Медленно ступающей Марины,
Лёгкий стук ахматовской походки.
Как и прежде, брызжут земляникой
Тропки, где слоняются виденья,
Те, кто помнят голоса Великих,
Повторяют их стихотворенья.
На земле, что лиру породила,
Старые огнища раздувают
Музы поэтического дива,
И Святое Место оживает...
Петербургские дома
Ты во снах, город мой, узнаваем...
Анатолий Берлин
Я родился в красивейшем месте планеты,
Где суровы границы и где силуэты
Колоколен старинных припомнят немало:
От проектов Петра до величья каналов,
От нахмуренных лиц до восторженных вздохов,
От проспектов прямых и соборов высоких
До подъездов убогих, скукоженных крыш...
Только я не француз, город мой – не Париж...
Ленинград, Петербург, ты во сне узнаваем,
Ты гремишь по утрам утомлённым трамваем
Мимо окон домов, постаментов тяжёлых,
Ты людские мечты пожираешь, как Молох,
И, тебя потеряв, я за долгие годы
Поотвык от дождей, от ненастной погоды,
Но, вернувшись на миг, вдруг осмыслил с опаской,
Что твоей не хватает суровой мне ласки,
Что разлёты мостов, рандеву у скамьи –
Промелькнувшие лучшие лета мои.
Я гляжу на фасады... Как будто впервые
Вижу лепку, балконы и двери резные,
Прямоту дерзких линий и улиц простор,
Вижу памятник Пушкину, скверики, двор...
Много странствовал, видел другие столицы,
В них всё те же деревья, и парки, и птицы,
Но нигде мой рассудок тоской не сжимало –
То был праздник, фонтан, упоенье, начало...
Здесь же – детство, и ветер, и русская речь –
Слишком много негаданных выдалось встреч.
Сейчас
Все проблемы, страдания и боль порождаются нашим
эгоистичным умом, цепляющимся за свое ложное "я".
Вырваться из его плена можно только через абсолютное
присутствие в Настоящем - единственно реальном моменте жизни.
Экхарт Толле
Реально только то, что есть сейчас.
Всё остальное просто иллюзорно...
Но крепок разум! Разум держит нас
В тисках...
Подчинены ему, покорно
Следуем за тем, что выпасть может впредь,
Плетём всю жизнь муаровую сеть
Из мыслей липких, как медовый гель,
У них, у мыслей, есть одна лишь цель –
Неспешным шагом ли, трусцою, быстрым бегом
Питать собою человеческое «Эго»...
Кто скажет мне, что я совсем не «Я»,
Что прошлое моё – химера, ложь, возня
Над тем, чего уж больше нет?
Какой в нём толк? – Просроченный билет...
Прошли уже минута, день, судьба!
Всё было, но «сейчас», а не «тогда».
Научимся глядеть на доводы рассудка
Со стороны – пусть гложут чью-то кость...
Став наблюдателем, попутчиком в «маршрутке»,
Нам странствовать с рассудком лучше врозь.
Смолкает наш неугомонный разум,
Когда дано над временем взлететь,
На вираже безумном, над экстазом
Не может гонщиком страданье овладеть.
Как узник, заточенный в «Алькатрас»,
Секунда замерла... И циферблат погас.
А в прерванном потоке нашей мысли
Нет страхов, и терзания зависли...
Мы наслаждаемся без тяжести вериг
Лишь Настоящим. Им заполнен миг.
О, Разум наш, ты восстаёшь извечно,
Ты опытом своим нас не однажды спас...
Концы каната тянем бесконечно,
Но, Боже праведный, дай нам пожить «сейчас»!
P.S.
Живя для кульминации свершений,
Мы приближаем в думах звёздный час,
Алкаем ярких, сильных ощущений –
Опасен пируэт, но каждый раз
В миг крохотный, похожий на колибри,
Мир вздрогнет от того, чего достигли.
Предыдущее
Душа после смерти растворяется в океане душ,
обогащая его всем опытом своей жизни
Гёте
Какой магнит влечёт людей друг к другу?
Сплетенье душ вменяется в заслугу
То промыслу небес, а то удаче...
Реинкарнацией решается задача,
Поскольку опыт жизней предыдущих
Подскажет нам, что истинно и сущее..
Мы бережно храним вновь обретённое
Счастливыми и чуточку влюблёнными...
Что суждено?
Ну, сколько это может продолжаться,
То, что зовётся нами словом «жизнь»?
Прожить – не просто в саночках кататься,
А, знамо дело, – саночки возить…
Мы весело тащили эти санки,
Бушуя ритмом молодого дня,
И проносились девушки и пьянки,
Своими прелестями временно маня.
Штудировали догмы, постулаты,
И продвигались медленно по службе,
Читали книги, бегали в театры,
Женились, завоевывали дружбу.
Никто не думал о прощальной тризне,
Об урне с прахом там, в конце пути,
О смысле и конечной цели жизни,
Что суждено, что не дано пройти.
И хорошо, какой в них прок, в раздумьях?
Пусть вертится божественная ось,
И очень редко – только в полнолунье,
Боль под лопаткой чувствуешь всерьёз.
Женщины, которых не бросают
Жестокий рок незримого молчанья,
Упавши ниц, успеет всё простить.
Е. Недельский
Есть женщины, которых не осудит
Суровый рок...
На них, не павших ниц,
Сквозь глыбу лет Властитель грозный судеб
Глядит в упор бойницами глазниц.
Там отражается немыслимая сила
Хранилища любви, где зреет плод,
Где хрусталём слеза навек застыла,
Как памятник о торжестве невзгод.
Весной простится боль, и снег растает,
Оставив груз незримого следа...
Есть женщины, которых не бросают,
А, уходя, теряют навсегда.
Лето
японский сонет
Как ярко поле
пронизано лучистым
вином столетий.
Где солнца вволю,
доверчиво и чисто
играют дети.
Сердце веселье вокруг
сыплет беспечно,
Радуйся жизни, мой друг,
Лето не вечно.
Пристяжная
Страдание – лучший материал
для вашего искусства.
Виталий Маргулис
Я не расскажу, откуда дроги
Тащатся с понурой пристяжной
Вдоль далёкой столбовой дороги...
Едем долго, рядом гроб со мной.
Он пустой пока, но в нём девицу
Схоронить придётся поутру,
Не дали ей жизнью насладиться,
Что-то вышло ей не по нутру.
Вот и наложила девка руки
На себя (грешно-то – вот те крест),
Не с попойки, ссоры али скуки...
Жить кому так просто надоест?
Знать горька, горька была обида,
Что не стал ей милым целый свет...
Люди ту бедняжку звали Лидой,
Да и было ей всего семнадцать лет.
Былое и встреча
Графиня, позвольте спросить, как прошла Ваша жизнь?
Довольны ль мужьями, собою довольны ли, кстати?
Ещё не наскучило Вам по ночам ворожить?
И что за сонеты хранятся у Вас в Аттестате,
Которому с девичьих нежных и искренних лет
Доверен невинный, а, может, и «винный» секрет?
Насколько я помню – всегда Вы любили носить,
Пардон за намёки, намеренно дерзкие платья,
Лихие гусары умели стрелять и любить…
С тех пор, как расстались, в какие кидались объятья?
Запутавшись, ветер интрижек давно ли затих в парусах?
Какие рессоры сломались в пути? – Да не суть в адресах…
Как брат Ваш – игрок, не однажды крутивший рулетку,
Известный бретёр и поклонник «бальзаковских» дам?
Дошли до нас слухи, что кончил какой-то нимфеткой,
Играл неудачно на скачках, развёлся к почтенным годам.
Он слыл сибаритом, уж это я помню наверно...
Мы с ним на охоте сдружились – он пил непомерно.
В салоне у Вас был заведомо важен престиж:
Политика, званья, чины и награды в избытке…
Крупны ли брильянты, когда посещали Париж?
Какие, мадам, Вас настигли скандалы, убытки?..
И всё: из-за дамы сегодня стреляться не станет никто…
Состарился век и накинул на плечи манто.
Наместник Бога
Я – вертолётчик, я – наместник Бога
В той зоне, где, расслабившись, лечу…
Мне виден мост, железная дорога,
Река и лес – угрюмый недотрога,
И женщина, идущая к ручью.
Гармонию картин аккорды звуков
Переполняют, водяной поток
Царапает серебряное брюхо
Меж скал отвесных, там, где царство духов,
Где тень бескрылая моя кружит виток.
Пора любви – цветенье эдельвейса…
Но что вдруг вижу я сквозь синеву?
Грозой прошедшей взорванные рельсы!!!
И семь минут, лишь семь минут до рейса,
Всего лишь семь минут дo «рандеву»!..
Я в силах предсказать трагичность судеб,
Мне высотой то знание дано,
Счастливые, спешат к обрыву люди,
И я, наместник Бога, (будь, что будет!)
Бросаю вертолёт на полотно…
Лукавый счетовод
Осень за окном... Решён вопрос
О красавицах, которых я не знал:
Водопад волнительных волос,
Спелых лиц божественный овал,
Магия миндалевидных глаз,
Как кристаллов свет в густой ночи –
Каждую я видел только раз,
Не спросив имён, не дав ключи...
Шёл навстречу им и следом шёл,
Чувствуя, как тают, словно снег,
И переливался платьев шёлк,
И менялся мыслей плавный бег.
Был он явью или просто сном,
Каждый чуть заметный поворот?..
И жуёт улыбку старый гном –
Лет моих лукавый счетовод.
Перелёт
Пчела, выбирая красивый цветок,
Летала над полем на юг, на восток,
Но северный ветер ей дерзко шепнул
Сквозь гроз отдалённых замедленный гул,
Что лучше жужжанье направить своё
В края, где по-хлебному пахнет жнивьё,
Усыпан цветами где каждый гектар,
Где в царстве тычинок душистый нектар
Струится по стеблям и ждёт свой черёд...
На запад! На запад, где ценится мёд...
Медаль по Блату
Посвящается Леониду Давидовичу Блату –
полному Кавалеру ордена Славы
Пролог
Мне захотелось написать поэму,
Чтобы звучало вновь из-под пера
Адажио на избранную тему –
Не автора прославить, не богему,
Не вечную борьбу со злом добра,
И не житейских ссор привычный мусор,
Не связь эзотерических причин,
Малопонятных всем... Зато почин
Какой! Придавлен тяжким грузом,
К движенью каждый норовит примкнуть...
Но я отвлёкся: суть не в этом. Суть,
Что возвращаюсь я к служивым людям,
Ко дням войны, прилипчивым, как бинт,
Мы вместе с вами шаг за шагом будем
Идти вперёд сквозь узкий лабиринт
Событий, к нам дошедших не по слухам –
Дуэли Голиафа с грозным духом
Давида, разыскавшего приют...
Не выбирал, а принял, что дают!
Старшина
Снаряды рвутся... Грохот, пот и смерть,
И мама ждёт в блокадном Ленинграде,
А здесь, в болотах, промышляет «Смерш»,
Не различая «наших» в этом аде.
Сползают танки с Пулковских высот,
Бьют пулемёты укреплённых точек...
Огонь прицельный – правильный расчёт...
Ты, Леонид, опять предельно точен.
Пропах тротилом «Невский пятачок»,
Исписана военная страница...
Мальчишка-доброволец – мужичок,
Метр с кепкой, если распрямится...
Награды украшает его грудь,
Он был недавно «Славы» удостоен –
Без подвигов наград не раздают,
А подвиг – это жизнь на поле боя.
Он старшина – ему держать ответ
За ход артиллерийской подготовки,
За результат, в котором званий нет,
А есть смекалка, смелость и сноровка.
Земля от напряжения дрожит,
Вокруг стоят друзья-однополчане,
И вдруг он слышит ясно слово «жид»,
От юдофоба, старшего по званью.
Реакции ему не занимать,
Плевал он смерти в рожу не из тыла,
Но вспомнились отец-солдат и мать,
И кровь на миг у старшины застыла.
Подняв свисавший с шеи автомат,
Он выстрелил и, отойдя в сторонку,
Стал самокрутку дрянью набивать...
Конечно, трибунал маячил Лёньке.
На войне – как на войне
Ждёт старшину суровый приговор,
И могут «вышку» дать, как за измену,
Но бой идёт и в штабе разговор,
О том, что Блату не сыскать замену.
«Корректировщик нам необходим,
Мы «мажем» часто, не достигнув цели,
Враг остаётся цел и невредим,
Незаменим мальчишка в этом деле.
С ним разберёмся позже, а пока
Придётся позабыть про день вчерашний,
Отправить Блата прямо в тыл врага»...
Гремят орудия и правый фланг на марше,
И старшине задание дают
Невыполнимое... И грозен счёт минут.
Вызываю огонь на себя
Не радует оценка поля брани.
Он понял сразу – велика цена!
Здесь Блат «по блату» обречён заранее...
Ну что ж, война – она и есть война.
Нет выхода иного... Есть надежда
Принять огонь смертельный на себя.
Дымится полустёртая одежда,
Подбитый танк теперь его броня.
«Даю координаты для наводки!
Услышь меня, надёжный мой расчёт,
И, если выживу, поставьте кружку водки...
Огонь! Огонь! И правый фланг – вперёд!»
Я люблю тебя, жизнь
Разведчики под танком опознали
Контуженного воина-бойца,
Да, то был Блат – на нём его медали...
И сажу кровью утерев с лица,
Пацан пришёл в себя: «Как наши, слышь»?
В ответ: «Ты, парень, к счастью, телом мал,
Остался цел, где полевая мышь
Не выживет – в броню снаряд попал...
Идёт к начальству в Ставку представленье:
Корректировщик выше всех похвал!
Звезду он заслужил... но трудное решенье –
Вчера он угодил под трибунал!
Приказ прочли, чтобы не слухам верить,
Три соломоновых решения подряд:
«Героя не давать, а трибунал «похерить»...
Медали «За Отвагу» будет рад»!
Эпилог
Когда внучата спрашивали деда,
Какой из орденов дороже всех ему,
Он отвечал: «Важна была Победа»,
А сам носил медаль... Всего одну!
Скрипка
Светлой памяти Семёна Конвисера
Берлин сорок пятого страшного –
Победы жестокий маршрут.
Три дня с разрешения Маршала
Грабёж и насилья идут.
И надо ж случиться везению,
Что в мае, седьмого числа,
Еврейского мальчика Сеню
Слепая судьба занесла
В заросший высоким бурьяном
Старинный пустой особняк –
В гостиной стоит фортепьяно,
Повсюду царит полумрак.
Плеча неуклюжим движением
Тяжёлый задев канделябр,
Он больше чутьём, а не зрением
Заметил скрипичный футляр.
И фидлер застыл на мгновенье...
Исчезли невзгоды войны,
Послышались, как откровение,
Негромкие звуки весны.
К груди автомат прижимая,
Коснулся он грифа рукой...
Пред ним, тёмной декой играя,
Лежал Страдивари...
Какой
Здесь жил знаменитый маэстро,
Великий храня инструмент?
Усталый, в глубокое кресло
Семён опустился...
В момент
Пред взором солдата промчалась
Недолгая жизнь...
Паренёк
Сидел неподвижно, казалось,
Лаская изящный смычок.
Но вдруг, неизвестно откуда,
Красавица девственных лет,
Как ветер, как дерзкое чудо,
Из тьмы ворвалась в кабинет,
И ртом перекошенным, липким,
Издала воинственный крик,
Потом потянулась за скрипкой,
Рискуя нарваться на штык,
На пулю,
на смерть от побоев...
_______________________
Той девушке в душу запал
Взгляд мальчика, юден – героя,
Который в неё не стрелял.
Самоварный… Валаам
Стих-монумент
Тревожит, тревожит бессонница века...
Владимир Шумилин
…инвалиды, войною разрезанные пополам
Евгений Евтушенко
На севере Ладоги, где монастырь*,
Распятый народною властью,
Тюрьма без ограды – страшней, чем Сибирь,
Зияла зловещею пастью.
Настал звёздный час – захлебнулась война,
В траншеях не меряно павших,
В кумач одевалась родная страна,
Звучали победные марши.
Мальчишки в той бойне с гранатой в руке
На дзоты кидались, под танки!
По минным полям выходили к реке...
Там ныне лежат их останки.
И небо вздымалось, и грунт уходил,
Вскипая бессмысленным адом,
Когда под ногами взрывался тротил
И падали кореши рядом,
Не зная ещё, как был милостив Бог
Над их наступающим флангом,
Им смерть подарив... Коль ни рук нет, ни ног,
То горе – остаться подранком!
___________________________________
«Никто не забыт, и ничто не забыто»!
Кто выжил, медали надели на грудь,
Стаканом вина поминают убитых...
Калеки?! Ну что ж, проживём как-нибудь...
И вот, сотни тысяч, они на тележках
Катились, несчастные, по городам,
Без женщин, семьи, в поездах и ночлежках...
Мальчишки – калеки... Я видел их сам.
Суровые лица, слепые глазницы,
Как будто виновные в горе своём,
Просили на водку, чтоб хмелем забыться...
Мы с ними делились последним рублём.
Постыдно стране, к светлой цели идущей,
Встречать, как упрёк, в подворотнях дворов
Увечных сынов, к милосердью зовущих,
И видеть назойливый блеск орденов.
Немало забытых судьбой богаделен,
Куда прямо с улиц больших городов
Везли самовары** – был срок им отмерен
К безвестным могилам без звёзд и крестов.
Такому концу не придумать названья
И слов не найти – так ничтожны слова:
Героев своих отдала на закланье
Земля их родная... Их мать предала!
Больны, одиноки, тоскуя по ласке,
Чтоб душу друг другу излить, матерясь,
Они проклинали вождей без опаски,
И немцев, и нашу советскую власть!
В мешках и корзинах в тоске безысходной,
Отчизне отдавшие всё до конца,
Они понимали утробой голодной,
Что подвиги их не сыскали венца,
Что заживо гнить им, подвешенным тяжко
На крючьях железных калёной судьбы –
Танкистам в ожогах, матросам в тельняшках,
Пехоте... – им даже не ладят гробы...
И нет монументов несчастным обрубкам,
Безусым юнцам, не познавшим любви...
Пишу эти строки... Мне больно, мне жутко,
И сердце моё – это память в крови.
Что скажем мы внукам? Что скажем мы детям?
«Никто не забыт, и никто не в ответе...»
* Монастырь на острове Валаам, куда в одночасье «переместили» безногих воинов-победителей.
** Самоварами или чемоданами называли безногих и безруких калек.
Еврей молился
Звук канонады стал почти привычным,
Бомбоубежища рыдали теснотой,
Над городом, гордившимся величьем,
Не умолкая, плыл протяжный вой.
Еврей молился... Как умел, как мог...
К нему сбегались люди коммуналки
И верили: его еврейский Бог
Не даст разрушить крышу, стены, балки...
Еврей бубнил на чуждом языке,
Раскачиваясь в такт своей молитвe,
Метались двери, как при сквозняке,
Стонали глухо трубы в этой битве.
И ни одно оконное стекло
Не выдало несчастных постояльцев –
Дом выстоял – наверное, спасло,
Что старец тот, заламывая пальцы,
Просил за всех... Лишь только с потолка
Струилась пыль надежды на спасенье...
Пульсировала вена у виска,
Суббота кончилась, настало воскресенье...
................
Еврей молился...
Пробуждение
Возможно, только избранные...видели «Апокалипсис» своими глазами.
Нормальным людям , чтобы они не лишились рассудка, дано воспринимать «Апокалипсис» лишь отражённым в искусстве.
Виталий Маргулис
Мысли бесятся, бьются, как птицы,
В клетке заперты собственной волей...
Сгорблен разумом, встать, распрямиться
Я желаю...
Немыслимо боле
Неприятье глубин сюреального мира,
Но поверить, проверить ли можно?!
Я такой не один, создающий кумиров
Из реальности нашей подложной.
Что у айсберга главное? Скрытая часть...
Бытие своей видимой массой
Упирается в нечто, слезясь и искрясь.
Что неведомо – нам не подвластно!
Гомо сапиенс мелкий...
Да будь я велик,
Обнаружил бы некую связь
С тонким миром,
который для прочих безлик!
Но живём свою жизнь,
торопясь
За удачей и славой...
За чем там ещё?!
Здравый смысл исчезает, ему горячо
От сокрытых идей, уходящих во тьму...
Я не только людей, я себя не пойму...
Каждый волен в трактовке своих миражей...
Растерявшись, скуля по-собачьи,
Откровения ждём просветлённых мужей,
Соблазнённых улыбкой кошачьей.*
Как работает мозг? На ногах ли стоим
В перевёрнутом мире распятья?
Где-то строят неведомый нам Пятый Рим
Антиподы земного зачатья!
Неверны постулаты, как ложен предел
Наших душ, погружённых в пространство;
Мысль в истерике...
Нет постоянства
Теорий...
Гнетёт изнуряющий миг
Познавания,
болью рождённый,..
Крик безмолвный сильнее, чем крик,
Нашим голосом произведённый...
* ... сначала исчез хвост, потом туловище, затем голова... и осталась одна восхитительная кошачья улыбка (из анекдота)
Существует поверье, что кошки живут в двух мирах одновременно
О словесности, в прошлом изящной...
Слова, как и мысли, имеют тенденцию к
материализации, а потому, подмена слов
их суррогатными синонимами искажает
саму действительность, превращая бытие
в эрзац..
Александр Виленчик
Листаются года...
И, выпятив кадык,
Ворочает слова убогий наш язык.
Тюремная братва свой вольный лексикон
Вплела в букварь основ, поставила на кон –
И в шулерской игре свела почти «на нет»
Достоинство и честь, а с ними – интеллект...
Диктует свой сюжет скабрезность на губах...
Державинв, Пушкин, Фет вращаются в гробах.
В уродстве бытия умолк больной глагол!
И я опять с утра глотаю валидол...
Но жив осенний сад, где прежний стиль и слог
Хранят свой аромат, ведётся диалог
На русском языке, и, веку вопреки,
Прозрачны, как фарфор, слагаются стихи.
Под канонаду слов, убожество речей
Безумный мир спасёт безумный книгочей.
И канула куда-то в Лету
той дружбы нить…
Анатолию Б.
Нельзя отказывать, не зная,
О чём звонок…
Он позвонил мне, умирая,
А я не смог
Пойти, чтоб с другом попрощаться,
Смиряя нрав…
История банальна – вкратце:
Он был неправ…
И у черты, на переходе,
Набравшись сил,
Он не сказал мне, что уходит,
Когда звонил.
Случайно, у чужой могилы,
Где немота,
Взглянул и сердце защемило –
Его плита!
Каким глубоким заблужденьем
Был наш раскол…
Раскаянье, слова прощенья
И валидол.
